СВОЙ ПАРЕНЬ ПАВЛА... Судьба
- У неё так всю жизнь – если какие-то документы официальные приходят, пишут: «Павлу Григорьевичу Назарову», - говорит дочь Лидия Михайловна, - просто имя для женщины редкое. Мужское имя. Да и судьба у неё была, и работа тоже – не каждый мужчина потянет.
Яхреньга
Родилась Павла Григорьевна 23 августа, 90 лет назад, от этих мест далеко-далеко, в маленьком лесном селении Кировской области с ласковым названием Яхреньга. Несколько деревянных домов, окружённых лесной стеной. Пятеро детей. Отец – в артели промысловиков-охотников.
- Медвежатники они, - рассказывает Павла Григорьевна. – Помню, вечер, а корова не пришла. Значит, всё, задрали: медведей по нашим местам много было. Берут капканы, ружья – и пошли.
Многие годы спустя, когда на родине мамы побывала Лидия Михайловна, впечатление на неё произвёл не столько сам родовой дом, сколько его чердак – все стены были увешаны капканами, медвежьими и волчьими шкурами, звериными лапами, хвостами…
Жили они по тем временам неплохо, не бедно, но всё изменилось после того, как погиб отец. Старшему ведь всего 12, остальные – мал мала меньше. По соседству жил дядя, но у того своих ртов… И вовсе 17 ребятишек! А места суровые. Начали голодать.
- В 1937-м всю нашу орду забрала к себе в Нарьян-Мар мамина сестра, - вспоминает Павла Григорьевна. – В педучилище выделили класс, в котором жило нас восемь семей.
Нарьян-Мар
Как там у Кола Бельды, помните? «Нарьян-Мар, мой Нарьян-Мар – городок не велик и не мал. У Печоры у реки, где живут оленеводы и рыбачат рыбаки…» Красивая песня. Романтичная. Зато жизнь там суровая. Почти на грани. Павле было двенадцать, когда она пошла работать на стройку помощницей – подавала кирпичи, выносила строительный мусор. Платили копейки, но и те были для большой семьи нелишними.
- Потом поступила в фабрично-заводское училище. Стала учиться на судоплотника.
- Это что?
- Обшивала суда, делала деревянные каркасы.
- И много… много там девочек на судоплотников училось? Специальность, вроде, не очень женская.
Удивляется:
- Да одни девчонки! Нарьян-Мар вообще строили женщины.
Кормили в ФЗУ плохо – мёрзлой капустой да картошкой, одежду обещали, но не дали, - и несколько девочек, в том числе и Павла, просто сбежали.
- Нас поймали. А время уже было военное. Стали судить. Мне повезло: один рыбак забрал. Говорит: «Эту мне отдайте: она боевая. Будет со мной работать».
Так из судоплотников Павла перешла в рыбаки. Именно «в рыбаки», потому что трудилась наравне с мужчинами. Ходила на катере по Печоре. В районе Нарьян-Мара, где река уже приближается к Баренцеву морю, её дельта около сорока километров! О нраве можно не говорить: северный.
- Ловили сёмгу, нельму, омуля, пелядочку… Потом лётчикам нашим отдавали. У меня в трудовой книжке так место работы и указано: «Северный морской флот».
Видно, что вспоминает Павла Григорьевна с удовольствием. Да, война, но то была её юность… По земле немец туда не добрался, а вот по воде – точнее, под водой...
- Было дело, - рассказывает, - бригадира нашего куда-то вызвали, а мы, молодые девчонки, решили на другой берег Печоры переправиться – за грибами, ягодами. Подружки уже отплывать собрались, а тут мне приспичило – это нас и спасло. Отбежала в сторонку, смотрю, а над водой горбик. Думаю, тюлень: они тут встречаются. А горбик всё больше, больше, выше… И всплывает подводная лодка! Такие лодки мины расставляли (мы их не раз с сетями вытаскивали) и многих рыбаков погубили. Нам повезло.
Грозный
- В 49-м уехали мы из Нарьян-Мара. В Чечен-Аул. Это Грозненский район. Чеченцев оттуда выселили – дома стояли пустые, стали русскими заселять. Помню: дом глиняный, пол глиняный, жара – я плачу в голос: «Зачем я сюда приехала?». Пишу подруге в Архангельск: «Забери!», она отвечает: «Хоть сейчас!». Но мама уговорила, осталась я.
Устроилась Павла на МТФ дояркой, потом стала телятницей. Работа тоже не из лёгких, и трудилась ответственно – с Доски почёта её фотографию не снимали, – но всё не то. А потом стала комбайнёрам помогать: пока они перекуривали, где подкрутит, где деталь смажет. Те заметили, говорят: «Тебе надо в трактористы». Шесть месяцев после работы задерживалась на час-полтора – так и обучилась. Села на железного коня.
- У меня был «Универсал-1», - улыбается. – Впереди одно колесо. Вон дочку попросила, она купила мне (кивает на полочку, где стоит маленькая модель «Универсала»), да у него два колеса. Правда, на таком я тоже работала. Потом уже.
Работа, работа. На работе встретила и будущего мужа – экскаваторщика, такого же трудягу. У Павлы Григорьевны есть и орден Трудовой Славы, и орден «Знак почёта», и медаль «За трудовое отличие», и знак «Победителю соцсоревнования». У её Михаила наград не меньше. По тем, послевоенным временам он считался грамотным: окончил пять классов с отличием, много читал. О войне всегда молчал. Попал на неё 16-летним мальчишкой, радистом. Прошёл всю от начала до конца. Наверняка было что рассказать, но вспоминать не любил. А вот жили они с женой душа в душу – никогда не ссорились, не спорили. В 56-м родилась Валя, через три года – Лида. Мужу предложили работу на Ставрополье – и грозненская страница судьбы Павлы была перевёрнута.
Петровское
Сложа руки Павла и здесь не сидела. Сначала грузчиком в заготконторе, потом свинаркой, но… опять-таки всё не то. Перешла штамповщицей на ремзавод. Через время узнала, что требуются сварщики. А что?
- Спрашиваю у мужа: «Ты как, не против, если я варить обучусь?». Он отвечает: «Если получится, работай».
У неё получилось. Да и не было дела, которое не получилось бы у Павлы Григорьевны. Уже будучи сварщицей перешла в ПМК-24, где и проработала до самой пенсии. В прошлом году, когда руководство ПМК собирало ветеранов, сидела одна среди мужиков. Те жали руку, чуть ли не хлопали по плечу: свой парень Павла…
Сейчас у Павлы Григорьевны пятеро внуков, трое правнуков и два праправнука. Все в ней души не чают. Младшие ласково зовут Панюшенькой (как в детстве – Паней, только ещё нежнее). А их Панюшенька, несмотря на возраст, по-прежнему боевая: всё делает сама – и ест, и купается, и даже по двору гуляет, за порядком присматривает. Ко вторнику приедут родные из Донецка, и за одним столом соберётся вся большая и дружная семья. Мечта…
Мы молчим.
- Вы никогда больше не приезжали в Нарьян-Мар?
- Нет.
- Хотелось бы?
Она прикрывает глаза – может, устала от долгой беседы.
- Очень. Пойдёшь в тундру – а там ягоды, грибы…
- Вы и жили в разных местах, и работали… А что нравилось делать больше всего? Что для души?
Павла Григорьевна открывает уставшие было глаза:
- Лошади. В детстве я любую могла поймать. Отец говорит: «Поймай Синюху» – и я босиком за ней прямо по инею, на пенёк какой встану и запрыгну.
И вновь она вспоминает и вспоминает. Как тонула в Печоре вместе со своей любимой кобылой Майкой: переходили по зимнику да и ухнули в полынью. А сани гружёные, хотела уже гужи рубить, чтобы лошадь спасти, но тут мужики подоспели, вытянули, на Майку посадили прямо в шубейке, вставшей на морозе колом, лошадь стегнули: «Лети!» - и стрелой к дому. Там переодели, спирта налили. Майку тоже не обидели – пустили в дом. А то был случай, перевозили по морю коней. И Павлу к ним в каюту, для присмотра.
- Как раз на углу Баренцева моря началась качка, - рассказывает Павла Григорьевна. – Коней по каюте бросает, они все враскорячку – ноги-то разъезжаются. Что делать? Хоть плачь. Тогда я ноги им связала. Они и легли. Ну и я рядом. Как приехали, капитан с другими заходят, видят: кони лежат, меня нет. Он: «А где ж рыбачка наша?», я голову из-за лошадиных спин поднимаю – ребята хохочут: «Да вон она! Пригрелась, видать».
Слушаю, как будто смотрю фильм. Или роман читаю. Трудно – голодно, холодно, но зато как интересно! Дай бог каждому, во-первых, дожить, а во-вторых, чтобы было что вспомнить – и только такое, за что ни капли не стыдно.
- 0
- 0
- 0
- 0
- 1
Комментарии (0)